Самый лучший способ отрешиться от всего - зайти в любой центральный бар с панорамным окном, а лучше - в тот, где у окна что-то вроде стойки с одним-двумя табуретами, взять бокал пива, сидра или вина (но лучше - сидра, потому что его можно пить через трубочку, а еще он больше, чем стандартный коктейль), открыть для видимости книжку, а потом уставиться в окно. Если все составляющие присутствуют, то часа два вы там точно просидите.
За эти два часа вы увидите парочку городских сумасшедших (в том числе одного поэта, пишущего по-эстонски неприличные абсурдные стихи); мамочку с парной сидячей коляской, а потом импозантного папу, ведущего за ручки двух абсолютно одинаковых юных дев с льняными волосами; трех панков (каким же, интересно, лаком они так здорово фиксируют свои ирокезы?); несколько десятков студентов; корпорантку в теккеле и коктейльном платье (она идет на съезд корпораций, вечером у них бал); штук пять туристов с поясными сумками и фотоаппаратами разной степени навороченности; дочку соседа подруги (ну да, вот так, деву звать Изабель, она дружит с подругиной дочкой); велосипедистов; старичков; старушек; профессора с англистики; бывшего проректора, а ныне - жену бывшего же декана; двух ребят из оргкомитета фестиваля Regiöö в фестивальных футболках, а еще - бесчисленное множество влюбленных парочек, временами легко садящихся за столики уличных веранд кафе, как садится первый снег на городские скамейки.
Влюбленные парочки особенно интересны. То милы и трогательны, то элегантны до нечаянной зависти, а то просто забавны. В кафе с недвусмысленным названием Armastus (Любовь) мальчик с шикарной шевелюрой, бархатными темными испанскими глазами и совершенно лишней татуировкой на шее угощает ужином девушку, закутавшуюся в шарф. Им приносят сок, вино, салат и, кажется, пасту. К моему наблюдательному посту присоединилась подруга, она наугад выбрала какое-то приторно сладкое имбирное пиво, это пиво ей не нравится, поэтому она больше смотрит, чем пьет. Мы умиляемся, парень тем временем набрасывает на плечи девушки свой пиджак, мы умиляемся еще больше: в любом кафе с верандами можно попросить плед, но вы же понимаете - свидание обязывает. Градус умиления растет и растет, и вот наконец сладкая парочка встает, а моя подруга от удивления делает неожиданно большой глоток своего столь же сладкого пива: джинсовое платьице девушки очень, очень старается прикрыть ее вторые девяносто (сто десять, не меньше), но у него плохо получается.
Улица замирает. В воздухе повисает ПРЕДЧУВСТВИЕ. Всеобщее умиление просто обязано было сменить агрегатное состояние, и оно это сделало. Подул ветер. Девушка, как на грех, стояла спиной к улице и к нашему окну. Платье моментально задралось как на пин-ап открытке, обнаружив, к сожалению, не миленькое кружевное белье (как следовало бы по законам жанра), а добротные классические трусы. Цвета хаки. В темненький цветочек.
Подруга сползает под стойку, пытаясь в процессе сползания закончить цитату из "Дневника Бриджит Джонс" про белье и секс, девушка за окном понимает, что что-то пошло не так, одергивает платье, делает руки по швам и почти строевым шагом исчезает из поля зрения.
Улица отмирает обратно. Бармен за стойкой, как выяснилось, внимательно наблюдавший за ситуацией, наконец доносит до рта ложку с супом, толстый грач, скакавший по уличному столику, опрокидывает пепельницу, на Ратуше бьют часы.
Сейчас шесть утра, внизу под окнами прошел сумасшедший поэт, он декламировал свои неприличные эстонские стихи и отличным голосом пел "Катюшу". На эстонском же.
Доброе утро!
За эти два часа вы увидите парочку городских сумасшедших (в том числе одного поэта, пишущего по-эстонски неприличные абсурдные стихи); мамочку с парной сидячей коляской, а потом импозантного папу, ведущего за ручки двух абсолютно одинаковых юных дев с льняными волосами; трех панков (каким же, интересно, лаком они так здорово фиксируют свои ирокезы?); несколько десятков студентов; корпорантку в теккеле и коктейльном платье (она идет на съезд корпораций, вечером у них бал); штук пять туристов с поясными сумками и фотоаппаратами разной степени навороченности; дочку соседа подруги (ну да, вот так, деву звать Изабель, она дружит с подругиной дочкой); велосипедистов; старичков; старушек; профессора с англистики; бывшего проректора, а ныне - жену бывшего же декана; двух ребят из оргкомитета фестиваля Regiöö в фестивальных футболках, а еще - бесчисленное множество влюбленных парочек, временами легко садящихся за столики уличных веранд кафе, как садится первый снег на городские скамейки.
Влюбленные парочки особенно интересны. То милы и трогательны, то элегантны до нечаянной зависти, а то просто забавны. В кафе с недвусмысленным названием Armastus (Любовь) мальчик с шикарной шевелюрой, бархатными темными испанскими глазами и совершенно лишней татуировкой на шее угощает ужином девушку, закутавшуюся в шарф. Им приносят сок, вино, салат и, кажется, пасту. К моему наблюдательному посту присоединилась подруга, она наугад выбрала какое-то приторно сладкое имбирное пиво, это пиво ей не нравится, поэтому она больше смотрит, чем пьет. Мы умиляемся, парень тем временем набрасывает на плечи девушки свой пиджак, мы умиляемся еще больше: в любом кафе с верандами можно попросить плед, но вы же понимаете - свидание обязывает. Градус умиления растет и растет, и вот наконец сладкая парочка встает, а моя подруга от удивления делает неожиданно большой глоток своего столь же сладкого пива: джинсовое платьице девушки очень, очень старается прикрыть ее вторые девяносто (сто десять, не меньше), но у него плохо получается.
Улица замирает. В воздухе повисает ПРЕДЧУВСТВИЕ. Всеобщее умиление просто обязано было сменить агрегатное состояние, и оно это сделало. Подул ветер. Девушка, как на грех, стояла спиной к улице и к нашему окну. Платье моментально задралось как на пин-ап открытке, обнаружив, к сожалению, не миленькое кружевное белье (как следовало бы по законам жанра), а добротные классические трусы. Цвета хаки. В темненький цветочек.
Подруга сползает под стойку, пытаясь в процессе сползания закончить цитату из "Дневника Бриджит Джонс" про белье и секс, девушка за окном понимает, что что-то пошло не так, одергивает платье, делает руки по швам и почти строевым шагом исчезает из поля зрения.
Улица отмирает обратно. Бармен за стойкой, как выяснилось, внимательно наблюдавший за ситуацией, наконец доносит до рта ложку с супом, толстый грач, скакавший по уличному столику, опрокидывает пепельницу, на Ратуше бьют часы.
Сейчас шесть утра, внизу под окнами прошел сумасшедший поэт, он декламировал свои неприличные эстонские стихи и отличным голосом пел "Катюшу". На эстонском же.
Доброе утро!
Комментариев нет:
Отправить комментарий